Я сижу в своей машине,
Пропускаю Палпатина.
Мы в тоннеле битый час,
Но проезда нет для нас.
Палпатину весело, остальным не здорово:
Канцлер следует в Сенат – пробки на полгорода.
Мы сидим в своих машинах,
Пропускаем Палпатина.
Если кто-то стартанёт,
То его патруль собьёт.
Палпатину весело, остальным не здорово:
Канцлер едет на обед – пробки на полгорода.
Я сижу в своей машине,
Пропускаю Палпатина.
Да куда же это, дядь,
Ты собрался, на ночь глядь?
Палпатину весело, остальным не здорово:
Канцлер в оперу летит – пробки на полгорода.
Владельцев собственных спидеров в поезде, думаю, было не так уж много, но едкие частушки и рифма, граничащая с нецензурной, публике явно нравились. Усиленные меры безопасности последнего времени начинали доставать жителей всё больше и больше. Поезд, тем временем, приблизился к очередной платформе, музыканты подошли к двери, и за несколько секунд до остановки забрак выдал:
— Уважаемые люди и не люди. Мы не побираемся, мы просто так, из любви к искусству. Рады, если доставили удовольствие.
И выскочили на платформу.
— Неожиданно, — с уважением заметила Падме. Прищурилась лукаво: — Ты не у них свой романс подслушал?
— Нет, что ты, там был чадра-фэн с бубном и киффар с синтезатором, — с серьёзным лицом ответил я.
Станция, до которой мы доехали, находилась на краю огромного колодца по которому из недр планеты один за другим поднимались грузовые космические корабли. Одни уносили прочь мусор огромного всепланетного города, другие – продукцию подземных заводов, третьи, доставив по назначению груз, уходили пустыми, так как ввоз на Корусант всегда значительно превышал вывоз.
— Алекс, а не в Дикий ли Парк ты меня привёз? — поинтересовалась кузина.
— Ты в нём была?
— Давно. Меня… водили. Ещё до Анакина.
— Не Джа Джа Бинкс, надеюсь?
— Фи, брат, какой ты гадкий! — она толкнула меня плечом. — Всё равно, с удовольствием поброжу по этим зарослям.
Я только улыбнулся. Сейчас будет сюрприз.
Выйдя из турболифта, Падме уверенно повернула за угол… и замерла, точно как я и рассчитывал. Дикий Парк, как его называли когда-то, давным-давно, может быть, во времена Руусана, был огромной оранжереей на крыше гостиничного комплекса. Со временем гостиница обеднела, затем вовсе разорилась, климатический купол отключился. Одни завезённые растения погибли, другие приспособились, к ним добавились новые, семена которых занесло либо из Ботанического сада, либо ещё дальше, из Городского парка. К тому времени, как я поступил в университет, здесь были почти что джунгли. По краям Дикого Парка охотно гуляли влюблённые, поглубже забирались разные компании, приличные и не очень, кто на пикник, кто "перетереть о бизнесе". И вот те, которые устраивали здесь свои сходняки и разборки, в конце концов стали очень мешать компаниям, владевшим теперь зданием под парком. Перед самой войной владельцы, договорившись с экологами, решили парк благоустроить. Заросли кустарника убрали, деревья аккуратно подрезали, а на газонах между деревьями водрузили каменные глыбы разных размеров и форм, привезённые с других планет Республики. Но самым интересным в обновлённом парке стали деревья-кристаллы. Их вырастили в гигантских печах одного из заброшенных заводов Фабричного района и установили вдоль аллей. В свете вечернего солнца эти причудливые каменные "растения" переливались всеми цветами радуги.
— Как красиво… — прошептала Падме. Я повёл её по аллеям, показывая всё, что знал сам об особенностях планировки парка.
— Сколько, по-твоему, камней на этой площадке? — спросил я в одном из мест.
— М-м, восемь.
— Их девять. Но ни с одной точки вокруг ты не увидишь их все одновременно.
Кузина не поверила, обошла площадку кругом. Убедилась сама. Покачала головой:
— Какая должна быть идеальная точность планировки, чтобы добиться этого!
— Садовники народа Минг По с Карлака мастера на такие эффекты. Кристаллические деревья размещали тоже они.
— Соединить живое и неживое в одном саду – гениальная идея, — сказала Падме.
— Ещё бы! А вот подождём немного, не то увидишь.
— После того, как уйдёт солнце? — догадалась она.
Тень от западной стены закрывала всё большую и большую часть сада. В наступающих сумерках стеклянные деревья таяли, становились сначала туманными, а затем вовсе исчезали, лишь иногда силуэты прохожих причудливым образом искажались, преломляясь в них. Ещё несколько минут… Погасла последняя полоска золотого света на восточной стене. И в тот же миг все кристаллы озарились изнутри переливчатыми разноцветными огнями. Падме тихо ахнула. И не одна она. Парк совершенно преобразился, заиграл по-новому в неверном сумеречном свете, смешанном с этим удивительным освещением. Жаль, что кристаллы давали слишком мало света, и по мере того, как сумерки сгущались, в Диком Парке становилось всё темнее и темнее. Наконец, подсветка кристаллических деревьев стала постепенно гаснуть, а вдоль дорожек загорелись чистым белым цветом линии бордюров, помогая публике найти дорогу к выходам. Световое представление закончилось.
— Поразил. И порадовал, — с улыбкой сказала Падме, останавливаясь под первым из уличных фонарей за пределами парка. — Что дальше?
— Пройдёмся поверху до ближайшей верхней станции? — предложил я. — Тут неподалёку есть магазин, где торгуют настоящими книгами.